Этот текст ещё не прошёл вычитку. Требуется дописать и перенести в Википедию.

Игорь Николаевич Григорьев
* 16 августа (1923-08-16 )
† 16 января (1996-01-16 ) (72 года)
поэт

И́горь Никола́евич Григо́рьев (16 августа - 16 января ) - поэт.

Игорь Николаевич Григорьев родился 16 августа 1923 года на Псковщине в глухой псковской деревне Ситовичи Порховского района. Великую Отечественную войну встретил лицом к лицу в свои неполные восемнадцать лет. Руководил подпольщиками в родной Плюссе, командовал группой разведки в немецком тылу, партизанил в Струго-Красненском межрайонном подпольном центре, был бригадным разведчиком Шестой ленинградской партизанской бригады под командованием комбрига Виктора Объедкова. За войну был четырежды тяжёло ранен. Уже на войне Игорь Григорьев стал писать стихи. Книга военных стихов называется «Набат».

Любовь к Родине была для него главным в жизни, а стихи - его сутью. Подпольщик, партизан, он был весь изранен, изрезан хирургами. До конца дней к нему приходили письма с обращением «товарищ командир!». Он был инвалидом Великой Отечественной войны.

После войны работал промысловым охотником, геологом, строителем, в июне 1954 г. окончил русское отделение филологического факультета Ленинградского университета. Первые стихи И.Григорьева датируются 1940 г., но публиковаться он начал значительно позже, уже учась в Ленинграде. Известность принесла ему книга «Листобой». О молодом поэте заговорили не только в Ленинграде, но и в Москве.

Когда более 40 лет назад встал вопрос о создании в Пскове своего отделения Союза писателей СССР, Григорьеву было предложено переехать в город и возглавить писательскую организацию. С тех пор Игорь Николаевич жил на родине. Отойдя от активной общественной работы, он много пишет, практически ежегодно издавая новые книги.

Игорь Григорьев - один из крупнейших, если не самый крупный, псковский поэт. Автор более 20 поэтических сборников. В его творчестве нашла отражение целая эпоха истории нашего края - война, восстановление разрушенного хозяйства, мирный сельский труд.

В разные годы воспитал целую плеяду молодых псковских поэтов, которые с полным правом считали себя его учениками. В их числе - Лев Маляков, Александр Гусев, Елена Родченкова, Елена Глибина и другие.

Игоря Григорьева литературные критики сравнивают с достоянием России - Николаем Рубцовым . В стихах Григорьева, как пишет один из литературоведов, «такой самозабвенный восторг, такая отдача во власть вдохновения, такое молитвенное благодарение земле и небесам за дарованную жизнь, что диву даёшься: в наше безродное время - такой русский поэт».

В его доме перебывало столько знаменитостей, что, соберись они все вместе, быть может, славой своей затмили бы даже славу Пскова. Фёдор Абрамов и Валентин Распутин , Виктор Астафьев и Василий Белов , Михаил Дудин и Ираклий Андроников , Юрий Бондарев и Михаил Алексеев , Глеб Горбовский и Константин Воробьёв не раз были здесь желанными гостями.

Его, Григорьева, портрет писал прославленный Илья Глазунов. И сегодня он, как и книги с автографами и посвящениями выдающихся и знаменитых, - несомненное богатство этого дома, хозяйку которого псковичи наверняка знают тоже. Защитник исторических и культурных святынь Пскова, кандидат искусствоведения Елена Николаевна Морозкина известна и как публицист, автор книги о Пскове «Щит и зодчий».

Сын: иерей Григорий Григорьев, клирик храма Рождества св. Иоанна Предтечи в деревне Юкки.

Игорь Григорьев - прекрасный русский поэт, не покрививший душой и словом. Его поэзия - единение Правды, Сострадания, Боли. Его стихи всегда человечны и потому всегда чужды холодному рассудку и пустому сердцу. Он меня покорил тем, что, видя меня впервые, написал сразу: «От всей души, с любовью!». Я просто не ожидал такой открытости и искренности. Этот человек не заботился о себе. Он шёл навстречу, - рискуя быть непонятым, рискуя провалиться. Это - черта́ благородства. Только человек, не ожидающий, или держащий удар, мог такое себе позволить. Или же у него было чутьё, что этот человек ответит таким же чувством? Когда я находился у себя в скиту и мне передали, что его не стало, душу защемило. Я открыл его сборник и стал читать, как бы беседовать с ним. Как потерял родного человека! Немало уже терял, а такого щемящего чувства не знал…

«Псковская правда» продолжает проект, в котором совместно с Псковской областной научной универсальной библиотекой мы рассказываем подробно о писателях-фронтовиках, о знаменитых и малоизвестных авторах.

Игорь Григорьев

«Человек я верующий, русский, деревенский, счастливый, на все, что не против Совести, готовый! Чего еще?» - так говорил о себе известный псковский поэт-фронтовик Игорь Николаевич Григорьев (1923-1996). В его творчестве нашла отражение целая эпоха истории Псковского края - Великая Отечественная война. А его судьбу можно прочесть уже по названиям книг: «Родимые дали», «Зори да версты», «Горькие яблоки», «Жажда», «Не разлюблю», «Русский урок», «Кого люблю», «Набат: Стихи о войне и победе». И все соединяет в себе «Боль»: за близких, за родные города и веси, за Россию…

Игорь Григорьев родился в псковской деревне Ситовичи Порховского района в крестьянской семье. Среднюю школу окончил в поселке Плюсса, куда семья переехала в 1937 году. А затем - война, которую поэт встретил на захваченной врагом Псковщине. В памятном стихотворении «22 июня 1941 года» он писал:

…Шагнуть на дорогу
Длиною
В четыре годины
И в двадцать мильонов жизней ценой:
Двадцать миллионов жизней -
Тысяча раз
По двадцать тысяч смертей, -
Война!

В тот же день были написаны и другие строки:

В долгую дорогу -
С нынешнего дня.
Слезы на подмогу -
Русская броня.
Пропадать зазряшно
Нам не привыкать...
Умереть не страшно -
Страшно умирать.

Так для России начались длинные версты войны. В масштабах Великой Отечественной войны - дорога длиной в 2600 км. Дорога длиной в 1418 дней. Дорога, на которой Игорь Григорьев вместе со своими соотечественниками с лихвой хлебнул унижения, тоски, горестных мук оккупации: «В годы германского нашествия, - писал он, - было суждено мне стать руководителем плюсских подпольщиков и возглавить группу разведки во вражеском тылу». Когда Игорь Николаевич впервые увидел врагов на родной земле, 13 июля 1941 года, в его душе родились пронзающие строки, стихотворение «Набат»:

…И полдни черны и косматы,
И страшны, несчетны дымы…
Отчизна, твои ль это хаты
С окошками, полными тьмы?
Твоя ль это радость лесная?
Кладбищ вековечная грусть?
Вот этот, как рана сквозная,
Большак в заповедную Русь?
И эти понурые люди?..
Бедует набатная весть:
Никто, кроме нас, не рассудит -
Что будет! Что было! Что есть!

«Никто, кроме нас» - эти слова стали мужественным девизом и всей его жизни. Особенно - в годы войны, когда он служил в разведке Струго-Красненского межрайонного подпольного центра № 4 и в бригадной разведке Шестой ленинградской партизанской бригады. Парни и девчата портили немцам связь, подсыпали гравий в буксы вагонов, расклеивали листовки, помогали беженцам и военнопленным, собирали оружие, наблюдали за передвижениями врага. Не раз спасали от угона в Германию жителей Плюссы.

Нам, живущим в мирное время XXI столетия, трудно представить, каким мужеством и преданностью долгу надо было обладать, чтобы в любое ненастье идти рядом со смертью, выполняя свою боевую задачу. Каждый день фронтового разведчика - это подвиг духовного и гражданского возмужания:

Все помню:
Немую работу разведки,
Полегших безусых солдат...
Под сердцем моим пулевые отметки
Доныне к погоде горят.

Эти строки говорят не только о неоднократных тяжелых ранениях Игоря Григорьева, но и о его душевных терзаниях за любимых и близких людей, которых он не смог сберечь: своего друга Любу Смурову и младшего брата Леву. А виной сему - страшное слово в о й н а. Вспоминая их, он писал: «Когда друга моего верного, помощницу по разведке Любу Смурову схватили немцы (случилось это в поселке Плюсса 11 августа 1943 года), я был отозван партизанским центром в отряд. Брат Лека ушел со мной… И - со Дня Победы до сей поры - мне не по себе от мучительной думы: «Все они - сыновей и дочерей миллионы многие, и с ними Любовь Смурова и Лев Григорьев, - полегли за Родину…».

До последнего дня не мог он простить себе, командиру подпольщиков, гибель Любы Смуровой. Ее и других арестованных, измученных пытками, расстреляли в ночь на 16 сентября 1943 года. Тогда же родились у Игоря Григорьева горькие строки:

Любовь Алексеевна, Люба, Любаша -
Моя голубая звезда,
Я цел еще: ждет меня старости чаша,
А ты навсегда молода!
Не дай Бог, живые, душой прохудеем:
Нещадна житья коловерть...
Кем был для тебя я? - наверно, злодеем,
Пославшим на лютую смерть.

Наверно, наверно.
Быть может, быть может.
Война ведь: иначе не мог.
Но память бессонная боль
не итожит -
Мне дарствует майский денек.

Мы с совестью нашей на грош
не рядились,
Мы были солдаты, мой свет:
На Плюссу той ночью поврозь
воротились...
И вот тебя нет! Тебя нет?

В тот же день, прикрывая отход обоза, Игорь Григорьев получил первое ранение. Под непрерывным обстрелом немецких егерей дополз незамеченным до густого кустарника. Тогда полуживого разведчика выходила крестьянка из деревни Посолодино Плюсского района Ольга Михайлова. Возвратившись в отряд, Игорь вместе с родным братом Лекой сразу ушел на захват шефа районной полиции Якоба Гринберга. 26 сентября 1943 года на обратном пути братья попали в немецкую засаду. Лев Григорьев погиб.

Ты меня прости:
Без слез тебя оплакал.
Умирали избы, ночь горела жарко.
На броне поверженной германская
собака,
Вскинув морду в небо, сетовала жалко.
Жахали гранаты,
Дым кипел клубами,
Голосил свинец в деревне ошалелой.
Ты лежал ничком,
припав к земле губами,
Насовсем доверясь глине очерствелой.
Вот она, война:
В свои семнадцать весен
Ты уж отсолдатил два кромешных
года...
Был рассвет зачем-то ясен и не грозен:
Иль тебе не больно, вещая природа?
(«Брат»)

Игорь остался жив. И после всех лишений, что выпали на его долю, он не сломался, не растерзал душу, а остался мужественным и достойным человеком, закончил университет и написал более двадцати книг стихов. При этом «в жизни и в поэзии не мыслил себя без России».

Судьба России - центральная тема в его поэзии, нашедшая свое отражение в Великой Отечественной войне, опалившей юность, навек оставшейся пулями под сердцем и неизбывной болью в самом сердце. При этом трагедию войны он ощущал как свою собственную, отражая в стихах личные воспоминания и впечатления о войне:

Я помню горестную ночь,
Тротила адскую работу,
Вконец измотанную роту,
Невластную
Земле помочь.

Действительно, войну он называл ужасной, страшной, ломающей человеческую личность: «Бремя-лихо, жуткое время, до предсмертного вздоха своего не перестану думать о тебе! И у последней черты не отрекусь от ненависти к фашистским атрибутам - кровожадности, подлости, холуйству и шкурничеству…». Навсегда врезались в его память трагические картины:

И мне мерещится
Доныне
Ребенок, втоптанный в песок,
Забитый трупами лесок,
Как Бог, распят старик на тыне.

Последствия пережитого страшны, ведь воспоминания о войне проносятся сквозь года, и даже когда кажется, что они совсем стерлись из памяти, где-то в неспокойных снах ветеранов прорываются боль и ужас минувших событий. Так было и с Игорем Григорьевым: этой прискорбной памятью о войне пронизана каждая его книга. Он постоянно подчеркивает трагизм происходящего на войне. Он помнит многое. Например, трагическую судьбу Порховской деревни Красухи, которая находилась верстах в трех от родного пепелища Григорьевых - Гришина хутора. 27 ноября 1943 года фашисты, ворвавшись в деревню, требовали выдать партизан, а потом согнали всех жителей в два сарая, заколотили двери, облили бензином и сожгли. Уже после войны, в 1968 году, на Псковщине был открыт памятник скульптора Антонины Петровны Усаченко «Скорбящая псковитянка», который установили на насыпном холме. К склону холма прислонен отесанный камень с надписью: «Трагической и мужественной Красухе от земляков».

И не мог поэт не помянуть своих земляков, нещадно преданных огню. Одна из книг Игоря Григорьева так и названа «Красуха», а ее строки пронизаны набатной болью и полны глубокой скорби:

Ты взошла на холм,
Скорбна и грозовита.
Ты устала,
Босы ноженьки болят.
Ты - из камня,
Ты - из мертвого гранита,
Ты - немая,
Но душа твоя - набат.

И далее:
Здесь - Красуха,
Здесь Россия в каждой слезке,
В каждом взгляде,
В каждом вздохе лоб-травы.
И не знают
Зла не знавшие березки,
Отчего нагоркли
Песни синевы.
(«Скорбящая псковитянка»)

Последний бой с фашистами Игорь Григорьев принял под Гдовом 11 февраля 1944 года. У бригады партизанских разведчиков был приказ: «Не пропустить врага!». Бились уже врукопашную. Немцы отходили. Партизаны их преследовали. Неожиданно из-за поворота появился вражеский танк, рядом с Игорем разорвался снаряд… Тяжелое ранение в спину вывело из строя бригадного разведчика 6-й Ленинградской партизанской бригады, руководителя плюсских подпольщиков и разведчиков.

Однако полученное ранение не вывело из строя поэта-патриота своей страны. До самого конца Игорь Николаевич был со своими сослуживцами: пером, стихами, проникновенными строчками. И когда небо над страной озарилось сотнями победоносных салютов, он разделил эту горькую радость со всеми:

Сходятся ярые руки
В ошеломленном зените...
Видите? Верите, други? -
Мы победили. Вздохните!
(9 мая 1945)

Уже после войны, пройдя через множество госпиталей и больниц, едва оправившись от шрамов войны, он отправился в костромскую Тайгу, где работал промысловым охотником, затем - на Байкал - геологом, и наконец, в Ленинград, где в июне 1954 года окончил русское отделение филологического факультета Ленинградского университета.

И даже несмотря на то, что в Ленинграде он уже был признанным поэтом, Игорь Григорьев вернулся на родную Псковщину, где создал Псковскую организацию литераторов и был первым ее руководителем. Он воспитал целую плеяду молодых псковских поэтов, которые с гордостью называли себя его учениками. В их числе - Лев Маляков, Александр Гусев, Елена Родченкова, Елена Глибина и другие. И каждый из них с теплотой и глубоким уважением отзывался о своем учителе: «Читайте его стихи, поэмы, - писал Лев Маляков, - в них есть все: богатство души, языка, преданность Родине - все то, что необходимо русскому человеку…».

А по земле прошел поэт,
Перекрестив, оставил землю.
Оставил Боль и долгий Свет,
И я стихам, как птицам, внемлю.

Эти строки посвятила Игорю Николаевичу его супруга, ученый, историк отечественного зодчества, архитектор, реставратор, художник и необычайно талантливый поэт, также фронтовик, в юные годы вершивший на войне тяжкий труд артиллериста, Елена Николаевна Морозкина.

Они еще раз подтверждают, что Игорь Григорьев - явление уникальное, исключительное не только для псковской, но и для русской советской литературы. Это поэт, главным мерилом жизни которого явилась Любовь: к природе, к людям, к жизни, к многострадальной России.

Мы судьбы.
Мы судьи
Войны.
Мы вечны!
Нас сила несметная,
Безвестных и чтимых сейчас.
Ты слышишь нас, Матерь Пресветлая?
Вы, сущие, стоите нас?

Последний вопрос может задать себе каждый ныне живущий. Пусть каждый из нас ощутит ответственность за сохранение памяти о павших в той страшной войне, осязаемо почувствует на себе их строгие глаза и проникнется чистотой их сердец. Через книги, через стихи, через строчки поэтов-фронтовиков.

Мемориальная доска, что установлена на доме 57 по Рижскому проспекту, лишь малая толика нашего признания и благодарности большому русскому поэту и человеку Игорю Григорьеву. Главный памятник ему - наша память.

Рады приветствовать вас на сайте, посвященном памяти РУССКОГО поэта и воина Игоря Николаевича Григорьева .
Здесь вы сможете найти информацию о поэте, его биографию, книги, статьи, стихи, песни и многое другое.

Санкт-Петербургское отделение СП России, Минское городское отделение СП Беларуси и Фонд памяти поэта и воина Игоря Николаевича Григорьева объявляют VI Международный конкурс лирико-патриотической поэзии Игоря Григорьева (1923-1996) «ПОВЕРЮ В ВЕСЕННЮЮ РУСЬ» (2020) , посвящённый 75-летию ПОБЕДЫ В ВЕЛИКОЙ ОТЕЧЕСТВЕННОЙ ВОЙНЕ.

В 2019 году конкурс проводиться НЕ БУДЕТ.

В ночь на 13 марта 2019 года на 86-ом году жизни после продолжительной болезни скончалась ДАРЬЯ ВАСИЛЬЕВНА ГРИГОРЬЕВА - первая жена поэта Игоря Григорьева и мать протоиерея Григория Григорьева, настоятеля храма Рождества Иоанна Предтечи в Юкках.

В субботу, 16 марта, в храме Рождества Иоанна Предтечи в Юкках состоится заупокойная литургия и отпевание рабы Божией Дарьи. Похоронена Дарья Васильевна будет в Белоруссии - в родной земле.

Клир и прихожане выражают соболезнование о. Григорию и всем членам большой дружной семьи Григорьевых.

Упокой, Господи, рабу Твою Дарью в чертогах Царства Небесного.

Вечная память!

19 ноября 2015 г. в Институте русской литературы прошли вторые литературные чтения «Слово. Отечество. Вера», посвященные памяти поэта Игоря Григорьева. В рамках конференции состоялось награждение лауреатов поэтического конкурса имени Григорьева «Ничего душе не надо, кроме Родины и неба», посвященного 70-летию Победы в Великой Отечественной войне.

Игорю Николаевичу Григорьеву, "чистоголосому" поэту, легендарному разведчику, русскому человеку, в 2013 году исполнилось бы 90 лет. Он ушёл из жизни 16 января 1996 года. А его стихи остались. Да какие стихи!!! "Григорьев - искусный мастер русского эпитета!" Не о себе он думал и писал - все его мысли были об Отчизне, о России, о святой Руси. Он умел жить по-Божьи, любить всем сердцем, отдавать себя без остатка.
Его поэзия - настоящая поэзия. Вечная.

	БИОГРАФИЯ И.Н. ГРИГОРЬЕВА		СТИХОТВОРЕНИЯ		ФОТОГАЛЕРЕЯ
	ПЕСНИ НА СТИХИ Игоря ГРИГОРЬЕВА		БИБЛИОГРАФИЯ		СОБЫТИЯ И НОВОСТИ

16 января 2019 года состоялось крупномасштабное событие по поддержке чтения, сохранению памяти и продвижению творчества поэта и воина И.Н. Григорьева. Акция проводилась и освещалась в социальной сети Вконтакте, там же можно посмотреть и отчеты участников.



* * *

Живёшь... и вдруг увидишь:

Тебя здесь больше нет.

Поклонишься. И выйдешь

Из дома в белый свет.

За дверью передряга —

Метельная беда.

Пройдёшь четыре шага,

А сзади — ни следа.

Зиме какое дело,

Что всё твоё тепло

Осталось в хате белой.

Зима гуляет зло.

Ни звать, ни знать не надо

Кто прав, кто виноват, —

Ведь нет тебе возврата,

Дороги нет назад.

В седом пожаре вьюги

Кричит зальделым ртом,

Заламывает руки

Тебя прогнавший дом.



Цепина А. Ю. «Брошенные в пространство»: отражение экзистенциального мироощущения человека ХХ в.

XX век принес человечеству небывалую свободу.Это была свобода отрицания: человек отринул все, что сдерживало его прежде (моральные принципы христианства, традиции и уклад прошлого, непоколебимые авторитеты, представление о пределах знания). Подготовленная еще XIX веком борьба с «самоочевидностями» достигла своего разрешения и породила новый тип сознания человека, не желающего принимать «готовые решения» религии и морали прошлых веков. Произошла переоценка всех ценностей: «Добро и зло, истина и ложь – все стало проблематичным, неуверенным… Сдвинулись межевые знаки».

Лайков А.Д. Возвращенные имена. Об Игоре Григорьеве.

Когда я стал лауреатом премии Международного конкурса лирико-патриотической поэзии имени Игоря Григорьева «Душа добру открыла двери», мне захотелось побольше узнать и рассказать читателям об этом удивительном человеке и талантливом поэте. В его судьбе были полуголодное детство и героические эпизоды в Великую Отечественную войну, скитания и поиск своего места в жизни в послевоенное лихолетье, организация и полное борьбы руководство писательской организацией в Пскове. И, конечно, стихи. В отличие от многих знаменитостей Игорь Григорьев никогда не был конъюктурщиком, всегда оставался самим собой, хотя маститые критики и собратья по перу неоднократно упрекали его в том, что он «отступает от идейных и стилевых установок соцреализма». К великому сожалению, от таких стихов опасливо отмахивались и редакторы толстых журналов, почувствовав в них трагическое восприятие жизни, страстную жажду истины, правды, Бога.
ИГОРЬ НИКОЛАЕВИЧ ГРИГОРЬЕВ родился 17 августа 1923 года в деревне Ситовичи Порховского района Псковской области. В годы Великой Отечественной войны руководил плюсскими подпольщиками и группой разведки Стругокрасненского межрайонного подпольного центра, воевал в бригадной разведке 6-й ленинградской партизанской бригады. После войны работал в геологической экспедиции в Прибайкалье, промышлял охотой в костромских лесах, занимался фотографией на Вологодчине.

В 1954 году окончил русское отделение филологического факультета Ленинградского университета. В конце 50-х годов вернулся из Ленинграда во Псков, где организовал, а вскоре и возглавил Псковское отделение Союза писателей России.

Стихи Григорьев писал с детства, не без влияния отца Николая Григорьевича Григорьева, крестьянского поэта, издавшего в 1916 году, в Варшаве, сборник своих стихов. Первая публикация Игоря Николаевича состоялась в 1956 году, в газете «Псковская правда». А потом были книги. Более двадцати сборников стихов.

Его поэзия - настоящая поэзия. Вечная. Не о себе думал и писал поэт - все его мысли были об Отчизне, о России, о святой Руси. Он умел жить по-Божьи, любить всем сердцем, отдавать себя без остатка.

О поэте Игоре Григорьеве и о его стихах

Иеромонах Роман (Матюшин):

«Игорь Григорьев - прекрасный русский поэт, не покрививший душой и словом. Его поэзия - единение Правды, Сострадания, Боли. Его стихи всегда человечны и потому всегда чужды холодному рассудку и пустому сердцу. Он меня покорил тем, что, видя меня впервые, написал сразу: “От всей души, с любовью!”. Я просто не ожидал такой открытости и искренности. Этот человек не заботился о себе. Он шёл навстречу - рискуя быть непонятым, рискуя провалиться. Это - черта благородства. Только человек, не ожидающий, или держащий удар, мог такое себе позволить. Или же у него было чутьё, что этот человек ответит таким же чувством? Когда я находился у себя в скиту и мне передали, что его не стало, душу защемило. Я открыл его сборник и стал читать, как бы беседовать с ним. Как потерял родного человека! Немало уже терял, а такого щемящего чувства не знал..»

Станислав Золотцев, писатель, публицист, переводчик:

«...Близкими ему с юных лет, отданных битвам с иноземным фашистским нашествием, были те, кто, не страшась ничего - ни начальственного окрика, ни вражеской кары, ни даже смерти самой, готов был отдать и все свои силы, а если надо, то и жизнь - за землю русскую, за русский народ, во славу их или ради их достойного бытия... Так он творил свою поэзию».

Владислав Шошин, литературовед, историк:

«Казалось бы, война могла ожесточить, огрубить, навсегда задёрнуть серым пологом горьких воспоминаний весеннее синее небо. Но вчитайтесь снова в стихи Игоря Григорьева! Не у каждого поэта найдёте вы такой самозабвенный восторг, такую самоотдачу во власть вдохновения, такую радость жизни!»

Вера Панова, писательница:

«Кто бы мог подумать, что этот “кавалерист” на псковском коньке въедет в русскую поэзию!»

Аркадий Эльяшевич, литературный критик:

«Оригинальность творческого голоса поэта не подлежит сомнению. Взять хотя бы богатство его поэтического словаря... Он пишет на “языке отцов и дедов”. Читая стихи Игоря Григорьева, думаешь об удивительном совпадении языковых средств с поэтической темой».

Валерий Мухин, поэт:

«...Таких патриотов, как он, до конца, до слёз любивших свою Родину, я не встречал никогда. Но главное его богатство - стихи. Чистые, русские, звонкоголосые, как трели утренних соловьёв, простые, как капли росы на траве».

Лев Маляков, поэт:

«...Читайте его стихи и поэмы. В них есть всё: богатство души, языка, преданность Родине - всё то, что необходимо русскому человеку на опасном изломе российской судьбы».

Владимир Кузнецов, художник:

«Природа щедро одарила его талантом - он стал известным российским поэтом.

В нём счастливо сочетались аналитический ум, природное мужество и исключительное трудолюбие... Он действительно не любил роскошь, любил природу, людей, был очень добр и доброжелателен к друзьям и особенно к нам, псковским художникам. Спасибо ему. Мы всегда его помним».

В. Шульц, руководитель клуба поэзии:

«Лучшие произведения Игоря Григорьева - это, без сомнения, жемчужины русской поэзии. Нам ещё только предстоит по-настоящему насладиться его стихами, его самобытным поэтическим даром, наполненным любовью к Родине, псковской земле, природе, русскому человеку!.. Откройте вновь для себя замечательного поэта! Уверен, не пожалеете!»

* * *

Я в русской глухомани рос, Шагнёшь - и прямо на задворках Тоска, да мох, да плач берёз, Да где-то град уездный Порхов. В деревне - тридцать пять дворов; На едока - полдесятины; На всех - четырнадцать коров, Да в речке Узе вдосталь тины. Народ - на голыше босяк. А ребятню что год рожали. Как жили? Всяко: так и сяк - Не все, однако, в даль бежали. Большим не до меньшИх - дела: Не как теперь - не на зарплате. Нам нянькой улица была, Низина - мамкой, взгорки - тятей. Про зиму что и вспоминать: Метель вьюжИла на болоте, - Зима и сытому не мать, Хоть в шубе будь, да всё не тётя. Весной сластились купырём, Подснежкой-клюквой да кислицей; Под май - крапивки поднарвём: О вешний суп с живой водицей! Зато уж лето детворе Надарит бобу и орехов, И птичьих песен на заре, А солнышко нажжёт доспехов... Нас в люди выводила Русь Всей строгостью земли и неба; Пусть хлеб её был чёрным, пусть, Но никогда он горьким не был.

В давнем

День - за полдень. Пахнет Русью Долгожданною. Я иду, задарен грустью Безобманною. Я иду, седой и светлый, Растревоженный, - В луг пригожий, в мир заветный, - Мил дорожиной. Вот он, детства край далёкий, Малость славная - Берег, жёлтый и отлогий, Речка главная. Сколько лет чиста водица Разливается, Всё бежит - не набежится, Не умается. Бродят аисты у брода - Птицы-правнуки. До чего ж сладка сморода, Мёдны травоньки! Неусыпь ребячья - заводь, Внучка омута, Где язи клевали - с лапоть, Ряской тронута. Мой - не клюнул: ходит в сини, Забавляется, Вырос - во! Меня доныне Дожидается.

Грачи

И дым отечества нам сладок и приятен! Александр Грибоедов Добрались до отечества грачи (Мы все, живые, рвёмся к дому, рвёмся), Метель плюёт им в очи: не кричи!.. А птицы уповают: перебьёмся. Февраль в размахе - месяц до весны, Морозы напоследок стервенеют, А думы птиц, как вешний день, ясны: Они в добро не верить не умеют. Повременить бы им до Сороков, Перегодить бы стужу обочь моря - Не ведали б нещадных облаков, Не знали б ни погибели, ни горя. Они обсели брошенный овин: Сидят и ожидают утро года. Не все дождутся тёплых луговин, Не все услышат звоны ледохода. Над ними высь крута и холодна, Под ними - снег, за ними - снег, пред ними... Да родина у всех, у всех - одна. И птицы уповают в отчем дыме.

* * *

Горемаятная родина, Горемаятные мы: На пустых холмах - болотина, На болотине - холмы. Или вера сгнила начисто? Или верится до дна?.. Даже пляшется, как плачется: Плач - под пляску, мать родна! Да когда же нам напляшется Во пиру судьбы-тюрьмы? Неужели не отважиться, Встав, напомнить: кто есть мы!

Блудный сын

Была бесприютна погода - Покров мокроснежил и дрог. Так сталось уж: трудных три года Я тут не ступал на порог. Печального образа рыцарь, Каких только чуд не чудил. В погоне за стервой жар-птицей Ни песен, ни крыл не щадил. По разным чужбинам шатался - Скобарь, шантрапе ль побратим? Измучился. Родине сдался. И, пленный навек, победил. Пред этим обиженным домом Я плачу. Я снова рождён. И пахнет знакомым-знакомым: Позёмом да вешним дождём.

Душа

Разлука-даль стихи слагает: Уйди в зарю из шалаша! И в том пути изнемогает Моя бездомная душа. Уже и утро пролетело: Передохнуть бы у ручья, Но хоть бы что душе до тела, Она торопит: даль ничья! Уже и версты ночь итожит, И телу бренному невмочь. А вот душа изныть не может, Ей никогда не изнемочь. Она, как небеса, нетленна, Её, как совесть, не унять. Твердят: «Душа у тела пленна». Кто у кого в плену - как знать?

Пылающий скит

Не прибыльна песня об этом, Вся - пламя, октябрьская тишь: Коль выпало статься поэтом - От первой же искры сгоришь. Что правда, то правда: сгораю - Вся глушь, как пылающий скит. Поэтому я выбираю Погоду, когда моросит. «В такое бездожье беречься? А грянет ненастье - запеть? Да это ж от злата отречься!..» А мне бы - дотла не сгореть.

Поэты

Мы ветра и огня поводыри С тревожными Раскрытыми сердцами, Всего лишь дети, ставшие отцами, Всё ждущие - Который век! - Зари! Сердца грозят глухонемой ночи, - За каждый лучик жизни В них тревога, - И кровью Запекаются До срока, Как воинов подъятые мечи. С крылатой песней люди Не рабы, - Единственная Из наград награда! Нам надо всё и ничего не надо. И так всегда, И нет иной судьбы. Нас не унять Ни дыбой, ни рублём, Ни славой, Ни цикуты царской чашей: Курс - на зарю! А смерть - бессмертье наше, И не Поэт, кто покривит рулём.

* * *

НЕмы и пустЫ Знобкие поляны, Голые кусты Зыбки и туманны. Над плакун-травой, Над водой и мхами- В синьке ветровой Звезды ворохами. Полночь без луны, Путь мой без дороги, И ничьей вины, Никакой тревоги.

Фотографии из архива семьи Григорьевых

Григорий Григорьев, доктор медицинских наук, священник, писатель: «Отец был личностью яркой...»

По просьбе редакции о. Григорий рассказал нам
о своём отце

ОТЕЦ БЫЛ ЛИЧНОСТЬЮ ЯРКОЙ И НЕЗАУРЯДНОЙ. Человек абсолютно бескомпромиссной, больной совести. То, что мы называем лицеприятие, ему вообще было чуждо. Он всегда говорил правду. Он не мог пойти на сделку с совестью даже в малом. Полное отсутствие дипломатии. Человек был страшно неудобный, но люди к нему относились или с любовью, или с ненавистью. Он мог отдать последнее первому встречному. Вот, например, такой случай. В газете было объявление, что у одной женщины в деревне сгорел дом, и он послал ей всю пенсию. Я приезжаю к нему, а он неделю не ест. Я говорю: «А что ты не ешь?», он мнётся, ничего не говорит... Он отдал этой женщине ВСЁ, не часть пенсии, а просто всё И такое было часто, он реально отдавал последнюю рубашку, причём не думал никогда над этим. Это была его внутренняя потребность.

* * *
Если говорить о творчестве отца как поэта, то у него было две основных темы: любовь к родной земле и душа, опалённая войной.

Когда началась Великая Отечественная война, ему было 18 лет (17 августа 1923 года рождения). Он хорошо знал немецкий язык, потому что рос на хуторе вместе с беженцами из Германии, и с детства этот язык был для него, как родной. Он не то что говорил без акцента - он говорил на одном из немецких диалектов. Как врождённый филолог, он знал язык лучше самих немцев, и так получилось, что по заданию межрайонного партийного центра его направили переводчиком на работу в немецкую комендатуру. Он был руководителем молодёжной подпольной группы. Они занимались немецкой школой Цепелин (одно из подразделений Абвера, полковой разведки), и 7 немецких агентов они переправили в Москву живыми, в том числе немецкого полковника. При этой операции погиб его младший брат Лев.

* * *
В конечном счете, их выследили. Отец дал команду всем подпольщикам уходить в лес с оружием. Они продолжили войну в партизанах. Арестовали его ближайшую помощницу Любу Смурову, а отца не брали, потому что ему было не выйти, кругом минные поля, непроходимые болота. И он прошёл через минные поля.

* * *
У него было 4 тяжелых ранения, 2 контузии. Он продолжал воевать до 1944 года. Его кличка была капитан Игорь. Ему это очень льстило. Он был похож на арийца, у него был профиль немецкий. Красавец был, и, конечно, он был весь изранен. У него была инвалидность 2 группы сразу после войны, причём сначала была 3 группа. Он учился на филфаке нашего университета, а потом вышла команда снимать всем инвалидность. Отец понимал, что 3 группу у него сейчас заберут и ему не на что будет жить. Он уже смирился с этим, заходит на комиссию. Его спрашивает главный врач комиссии: «Вам, как раненому и контуженному человеку, после окончания университета нужна спокойная работа, где-нибудь в библиотеке. Вот вы кем хотите быть?», а тот без всякой задней мысли говорит: «Поэтом». Ему говорят: «Кем?», он повторяет: «Поэтом». Те переглянулись между собой, посовещались и дали 2 группу ему вместо третьей. На следующий день на комиссии были сплошные поэты и композиторы, но уже ни у кого не прокатило это дело. И вот он уже через 30 лет встретил одного из этих врачей и сказал: «А поэтом я всё-таки стал». Вот за то, что он хотел быть поэтом, ему дали 2 группу.

* * *
У него было 2 ордена Великой Отечественной войны 1 и 2 степени, несколько медалей: «За отвагу», «Партизану Великой Отечественной войны», «За победу в ВОВ» и звание Герой Советского Союза, но награду он не получил. Он горько, с иронией говорил: «Нам дают штаны, когда нет зада». Это была контрразведка, там очень большая секретность. Я был у него во Пскове, он мне показал бумагу из архива КГБ о том, что в 1945 году ему было присвоено звание Героя Советского Союза, но награду ему не вручили.

После войны он пережил очень много, потому что вот эта вся братия, которая ему завидовала, начала писать на него доносы, что он служил в комендатуре, был изменником Родины. Всё приходило в КГБ. Ему говорили: «Игорь, что ты волнуешься, мы же всё знаем». Он говорил: «Так вы ответьте». Отвечали: «Ты же знаешь - секретность, мы не можем нарушить. Мы же тебя послали, ты же работал!» Он говорит: «Вы народу это скажите». Незадолго до его смерти вышла книжка «Контрразведка», где генерал КГБ по Псковской области описал его подвиги. Вот и всё. 40 лет нельзя было обо всём этом говорить!

* * *
Когда он жил во Пскове, все писатели, поэты России ехали туда, как в центр литературных тусовок. И когда все ехали на пушкинские дни в Пушкинские горы, то потом все приходили к нему. Я вспоминаю своё детство, такое было окружение: Валентин Распутин, Василий Белов, Федор Абрамов... Он был близко знаком с Твардовским, Вознесенским, дружил с Рубцовым, очень уважал Шолохова, и меня назвали Григорием в честь Григория Мелехова. Это был его любимый персонаж. Таких ярких людей, которые бывали в нашем доме, много.

* * *
Отец очень любил природу, лес, был заядлым рыбаком. Он никогда не нарушал никаких рыболовных законов, не ловил рыбу в нерест. У него даже была написана книга о щуках. Он поймал более 2000 щук на Карельском перешейке. Он изучал это всё: все глубины, размеры. Он был очень глубокий в этом смысле человек.

* * *
Ещё ему нравились разные приколы. Например, его очень любил Федор Абрамов, лауреат Госпремии, зав. кафедры советской литературы, войну прошедший в СМЕРШе. Он был такой крутой, замечательный дядька. Однажды отец повёз его сома ловить, он же рыбак был мощный, а Абрамов никогда сома не ловил. Спрашивал: «А на что лучше сом клюёт?» Отец говорит: «Лучше всего на гуся». - «Как на гуся?» Отец говорит: «Его надо приготовить по особому рецепту». Написал рецепт. Тот купил гуся, приготовил по особому рецепту и спрашивает: «А как его забрасывают?» А тот говорит: «Его надо в полиэтиленовый пакет положить, чтобы он не размок, не растворился. Сом увидит и сожрет». Нацепил он гуся на крючок, кол вбил, помог ему забросить. Ночью приходит, съедает этого гуся, кладёт туда булыжник и записку: «Большое спасибо, гусь был очень вкусный. Сом Егорка». Фёдор Абрамов обиделся и какое-то время даже с ним не разговаривал.

* * *
Отец был с очень большим чувством юмора и ни перед кем не заискивал. Очень любил молодых литераторов, готов был править их тексты, если видел хоть искорку таланта. Он костьми готов был лечь за эту молодёжь. Он им сборники пробивал. Он создал во Пскове писательскую организацию. Получил несколько квартир - но всё не для себя. Сам жил практически на съёмной квартире. Я приезжал и говорил: «Папаня, ты же инвалид войны, может, хоть машину получишь, тебе же положено». Он отвечал: «Сынок, заработаешь и будешь ездить, меня каждая собака знает. А как же совесть? Машина-то мне положена, а ты будешь на ней ездить». Я говорю: «Папа, я всё понял». Вот такой был человек. Какой тут компромисс? Без вариантов.

Вот я поймаю головля. Он подходит и говорит: «Слушай, смотри: размер маленький, выпускай». А для нас, для мальчишек, он крупный был, до 20 см. Пойдет и выпустит его. Вот такой вот был человек!

* * *
Один выдающийся литературный критик сказал, что Есенин - это последний поэт деревни, а другой критик сказал: «Есенин - это не последний поэт деревни, а первый поэт деревни, но есть и поэт последней русской деревни - Игорь Григорьев».

Он, конечно, как русский национальный поэт был замолчан. Один московский поэт ему написал: «Твоя участь - быть широко известным в узких литературных кругах». Но его время придёт.

* * *
Умер он в 1996 году. На Рождество я его привёз его в Юкки. У него после всех этих ранений было заболевание легкого - туберкулёз. Ему делали операцию, удалили это всё, и после операции он прожил ещё 25 лет. Потом на месте этой операции, поскольку было много антибиотиков, выросло грибковое образование, его тоже надо было удалять, но здоровье не позволяло делать операцию. И вот он ко мне приехал в таком состоянии, практически уже умирал, мы положили его в реанимацию, за сутки его реанимировали, привезли домой, и я ему говорю: «Папаня, что ты хочешь? Кого ты хочешь видеть?», и я смог всех их пригласить. И мы сидели, пили чай, он нормальный был, контактный. Я говорю: «Ты всех повидал?», он говорит: «Всех». Это было в ночь с 15 на 16 января 1996 года. Я пригласил отца Кирилла с Парголовского храма, который его исповедовал, причастил. После этого он стал такой спокойный, светлый. И он мне говорит: «Ну что, сынок, жалко тебя оставлять, но на всё Божья воля», и пошёл, лег спать после этого. И вот я лежу и слышу: он дышит, дышит... его не стало уже.

Похоронили его здесь же, в Юкках.

* * *
Через три дня он пришёл ко мне во сне, весь светится, сияющий, и - только «спасибо», «спасибо!»

У него были проблема, как у многих поэтов: он сильно выпивал. И всё-таки мне удалось его отрезвить, и последние 15 лет он не пил. Он трезвый перешёл к Господу. Он часто говорил: «Человек я верующий, русский, деревенский, счастливый, на всё, что не против Совести, готовый. Есть у меня Матерь Богородица, Мать-Родина и моя матушка Мария». А про наше время так сказал: «В том строю не принимал я много (про Советский Союз), в этом строе отрицаю всё!»

Отдел краеведческой литературы приглашает посетить выставку документов, посвященных Игорю Григорьеву – подпольщику, партизану, поэту, создателю и руководителю Псковского регионального отделения Союза писателей СССР.

17 августа 1923 года в деревне Ситовичи Порховского района родился Игорь Григорьев – подпольщик, партизан, поэт, создатель и руководитель Псковского регионального отделения Союза писателей СССР.

На выставке представлены сборники стихов и интервью с поэтом, отзывы и рецензии на его произведения, воспоминания его друзей и людей, хорошо его знавших: Л. Малякова, С. Золотцева, В. Шошина, А. Гусева, Д. и Г. Григорьевых, иеромонаха Романа (Матюшина), Е. Родченковой, С. Молевой, Е. Морозкиной и других.

Коллеги по цеху называли Игоря Григорьева самым «наискобарнейшим» поэтом, да и сам он в стихах называл себя «синеглазый скобарь». По духу своему, своим стихам, поступкам, жизни и даже внешнему облику Игорь Григорьев был сын своей земли, родной Псковщины.

Игорь Григорьев производил очень мощное впечатление, на всех, кто его видел. Он действительно был красив, его рисовали многие художники, в том числе Илья Глазунов. Вот несколько примеров: «…Я обратил внимание на парня с лицом иконописной резьбы: прямой нос, резко очерченные губы, глубоко сидящие ярко-голубые глаза с жестким металлическим блеском. Широкие квадратные плечи и прямая спина» (Маляков, Л. Поэзия его судьба // На рубеже тысячелетий. Псков, 2002. Т. 2. С. 69-75). Или: «…Мои глаза были прикованы одним лицом – да нет, скорее, ликом: сей лик и впрямь словно с иконы сошел. То был облик, с одной стороны, принадлежащий типичному псковскому крестьянину – из той нашей глубинки, которой в давние столетья не коснулись никакие восточные нашествия. Прямой, крупный, «скобарско-чудской нос», темновато-русые с легким «льняным» отливом и очень густые волосы… А с другой – это лицо отличалось столь резкой неповторимостью, что в любом многолюдье таких же наших земляков из глубинки он сразу же выделялся. Уже значительно позже я понял: выделяла его жесткая печать перенесенных болей и страданий. Она виделась во всем – и в глубоких морщинах впалых щек, и в суровом взоре донельзя – ну, поверьте, просто невероятно синих глаз. Их синева сияла даже ночью… Словом, этот воин – а он никем иным не мог выглядеть в своей гимнастерке, хоть и без погон, но с орденом и медалями – так поразил мое воображение, что даже его младший товарищ по поэзии и по партизанским боям Лев Маляков, смотревшийся в те годы истинным Лелем, не столь поразил мое воображение своим обликом…» (Золотцев, С. «Зажги вьюгу!». Псков, 2007. С. 14-15).

Игорь Григорьев любил природу, знал ее таинства, был страстный рыболов и охотник.

Как истинный сын своей земли в годы войны он защищал свою Родину: был подпольщиком в Плюсском районе, разведчиком 6 Ленинградской партизанской бригады. Тема Великой Отечественной войны стала ведущей в его творчестве. Стихи о войне появлялись еще военные годы. В Ленинградском штабе партизанского движения ему была дана такая характеристика: «Смелый и отважный разведчик. Всегда проявлял храбрость и инициативу во время боя… Своей поэзией вдохновлял партизан на подвиги». (Контрразведка. Л., 1995. С. 207). Лев Маляков вспоминал: «Слова, как пули, пробивали меня насквозь, вонзались в сердце, приводили в восторг. С ними легче шагалось. Игорь читал стихи с напором, в его исполнении каждое слово гудело колоколом. Тогда меня поразил не столько смысл, потому что война была рядом, мы нагляделись на нее, сколько чувство, вызванное всеобщей бедой» (Псковская правда.1998.14 октября).

Сейчас, зная о событиях тех лет, можно соотнести факты партизанской истории и выраженное в стихах ее внутреннее переживание. Возможно, почувствовать, что такое война, с изнурительными походами, недостатком оружия, голодом, стихи помогут лучше, чем сухие факты. Но иногда стоит обратиться и к фактам. В начале девяностых весьма своевременно появились книги, рассказывающие о подпольной поре Игоря Григорьева: «Испытание» (Л., 1990) и «Контрразведка» (Псков, 1995). Эти книги свели на нет досужие и лживые домыслы о, якобы, добровольной службе И. Н. Григорьева переводчиком у фашистов. Появление книги с рассказом о плюсском подполье помогло не только И. Н. Григорьеву. Со словами благодарности приходили письма от его старых товарищей, бывших подпольщиков, они говорили, что «сделано прекрасное большое доброе дело. Теперь память о людях боровшихся и погибших в те тяжелые годы, не исчезнет…» (Веткасова, Т. Цит. по: Контрразведка. Псков, 1995. С. 207), замечали: «У меня лично совсем не было сомнений в горестной необходимости нашего правого дела, не было и растерянности, даже тогда, когда я попал в лапы карателей в 1944 году в д. Манкошев Луг, под Плюссой. А ведь в середине 1941 года большинство из нас были «маленькими» – еще носили пионерские галстуки, комсомольские билеты или были просто плюсской «мелюзгой», «архаровцами», «шпингалетами»… В подпольных группах не нашлось ни одного слабака и труса, который бы, при провале, выдал своих товарищей по оружию. А, между прочим, все мы были такие разные и по характеру, и по семейному положению, и по жизненному достатку!..» (Никифоров, Н. Цит. по: Контрразведка. Псков, 1995. С. 202). До конца жизни приходили к нему письма с обращением «Товарищ командир».

Трагические потери Игоря Григорьева на войне нашли отражение в его творчестве: есть цикл стихотворений о погибших: брате Льве и о подруге Любови Смуровой. Сам он позже вспоминал: «Моя помощница Люба Смурова как-то и говорит: «Жизни бы за Родину не пожалела…». Хмыкнул я тогда: дескать, красивые слова. А ее через несколько дней немцы взяли… Ее держали месяц. Она ничего не сказала, хотя знала очень много. Потом ее расстреляли вместе с теткой и двоюродной сестрой. Такие люди, я верю, всегда будут, пока будет Россия» (Псковская правда. 1992. 14 мая).

Пожалуй, самая известная книга о войне – «Красуха», именно в нее он «всю свою войну вложил, всю свою партизанщину» (Золотцев, С. "Зажги вьюгу!". Псков, 2007. С. 38).

Война оставила не только воспоминания, но и сильные боли – И. Н. Григорьев был несколько раз тяжело ранен и контужен. Преодолеть их помогало творчество: «Я физическую боль испытываю, если не сажусь хоть один день за машинку. Это, наверное, самое большое счастье, какое человеку дано – писать. Пусть ты и не знаешь, выйдет у тебя, что стоящее или нет» (Псковская правда. 1993. 23 июня).

Игорь Григорьев был рад и особо подчеркивал, что его первые стихи были напечатаны на родине, на Псковщине - в областной газете "Псковская правда" 2 сентября 1956 года – «и это было как первый поцелуй с любимой!». На одном из подаренных газете сборников поэт написал: «От крестника сердечно» (Псковская правда. 1992. 14 мая).

А первая книга «Родимые дали» вышла в 1960 году, и открывается она стихотворением «Великая»:

К тебе придёт рассеянный турист,
Взберётся на карниз известняка,
Посмотрит равнодушно сверху вниз,
Холмистые окинет берега,
Пожмёт плечами: "Ты невелика,
Хвалёная Великая река"

А я с воспоминанием вдвоём
На берегу твоём стою без слов.
Не нагляжусь на чистый окоём,
На стену поседевших плитняков.
На псковских синеглазых мужиков.
Не надышусь лучистым холодком.

Позже в интервью, он говорил: «Что такое поэзия? Я не знаю. И никто не знает. Это искра Божья. Если бы Господь Бог сейчас появился и спросил: «Чего ты хочешь?» - я бы сказал: «Воздуха». Для меня поэзия – это воздух». Одного легкого у Игоря Николаевича не было (Новости Пскова. 1994. 13 окт.).

«Главное все же искра Божья. Ну, как я могу петь, когда я глухонемой? И на то, чтобы сеять капусту, варить щи, тоже нужен талант. Жизненный опыт – это второе, а третье – профессиональные навыки. … И получается, что поэзия – это как лов рыбы. Держишь, держишь удильник, а очнешься, когда уже блеснет рыбина. Не поймать, не уловить сам момент ловли. И как объяснить кому-то, что писать – это и вместо пива, и вместо воздуха, и вместо любви?» (Псковская правда. 1992. 14 мая).

Игорь Григорьев гордился тем, что пишет «на языке отцов и дедов». Для некоторых такая «цветистость слога» была тяжеловата, понимали ее по-разному: не псковичам казалось, что автор «иногда пользуется не своими словами, а словами заимствованными… стихи звучат книжно… с претенциозными красивостями» (Мартынов, Л. Несколько книг // День поэзии. М., 1963. С. 129), псковичи замечали: «В его стихах встречаются обороты, которые могут быть понятны только жителям некоторых районов Псковщины. С областными словами, диалектизмами надо обращаться очень и очень осторожно. Думается, что не обязательно присутствие в стихах таких слов, как шалавы, пёхали, вислей, жмот, колотьё в пояснице. Иногда они, не по воле автора, вызывают ироническую улыбку. Игорь Григорьев – человек талантливый, а чувство меры писателю никогда не должно изменять» (Изюмов, Е. «Горькие яблоки» // Псковская правда. 1966. 18 октября). Кто-то пытался вызвать такую ироническую улыбку: в литературных пародиях, которые были популярны в свое время, обыгрывается именно эта стилистическая особенность (Липкин, И. Письмо к любимой (И. Григорьев) // Литературная газета. 1973. 6 апреля; Коршунов, А. И пою я вопия…// Смена. 1980. 20 сентября; Кежун, Б. Поэты и портреты. Л., 1974). Но были и другие, кто замечал: «В употреблении старинных слов и слов псковского диалекта у него нет нарочитости. И, может быть, поэтому лексика его произведений не оставляет впечатления архаичности или стилизации. Читая стихи Григорьева о псковской старине и северной природе, думаешь об удивительном совпадении языковых средств с поэтической темой» (Эльяшевич, А. Поэты, стихи, поэзия. Л., 1966. С. 290-291).

Игорь Григорьев был ярким поэтом и яркой личностью: «Уникум, поэт Божьей милостью. …Глубинный талант, глубинно-чистая душа, предельно искренняя, неспособная лгать. Предельно (и даже запредельно) самоотверженная» - так вспоминала о нем Елена Николаевна Морозкина – жена поэта, известный искусствовед и защитница псковских древностей (Новости Пскова. 1998. 28 окт.).

Все помнят его бескорыстие и щедрость, он любил делать подарки. Его внимание, участие, поддержка в жизни и литературном деле обладали столь стимулирующим воздействием, что после разговора с ним словно вырастали крылья за спиной. Так он помог найти свой путь в литературе А. Гусеву, В. Мухину, Е. Родченковой, В. Малинину и другим. Даже Е. Н. Морозкина говорила: «Не будь Игоря – не было бы у меня моего Пскова. Не будь рядом Игоря – не написала б я ни одной книги о Пскове». (Цит. по: Золотцев, С. "Зажги вьюгу!". Псков, 2007. С. 65).

Благодаря ему в Пскове в 1967 году появилось Псковское региональное отделение Союза писателей СССР, он был первым ее руководителем. Из-за «неприспособленности его характера к послушанию и чинопочитанию» должность секретаря писательской организации через несколько лет пришлось оставить, но И. Н. Григорьев всегда оставался центром притяжения. По воспоминаниям Льва Малякова, его квартира на Рижском превратилась в поэтическую мастерскую. В его доме собирались не только псковские писатели и поэты, к нему в гости приезжали Ф. Абрамов, В. Распутин, В. Астафьев, В. Белов, М. Дудин, Ю. Бондарев, В. Шошин, П. Выходцев, А. Говоров и многие другие.

Игорю Григорьеву посвящали свои стихи Е. Морозкина, А. Гусев, В. Мухин, питерский поэт А. Полишкаров написал поэму «Слово о капитане Игоре». Композиторы К. Быков, В. Салтыков на его стихи написали песни. Первая жена И. Н. Григорьева Диана (в православии - Дарья) Васильевна Григорьева, будучи создателем «Пушкинского лицея» (школа N 563, Санкт-Петербург), опубликовала в сборнике «Лицейские встречи» (Вып. 3, 2010) воспоминания о поэте и его стихотворения. Лицеисты в 2000 году были в Пскове на открытии мемориальной доски на доме (Рижский пр., д. 57), где жил Игорь Николаевич Григорьев и Елена Николаевна Морозкина.

Хочется закончить словами В. Клевцова (Псковская правда. 2000. 26 июля): «Стихи Григорьева на его родине будут жить долго. Может быть всегда, пока на карте России есть такое пространство, исполненное высокого духовного смысла и предназначения, как Псковщина».

В Псковской областной библиотеке хранятся книги с автографом поэта .

С выставкой можно ознакомиться в Отделе краеведческой литературы Псковской областной библиотеки (3-й эт., каб. 33; т. 72-84-07).

Григорьев Игорь Николаевич

Родимые дали : стихотворения. – Л. : Лениздат, 1960. – 125, с.

Рецензии:

Нечаев, Е. С Родиной в труде и в бою... / Е. Нечаев // Молодой ленинец. – 1960. – 26 марта.

Раков, А. "Родимые дали" : (разговор о книгах) / А. Раков // Псковская правда. – 1960. – 17 июня.

Еремин, В. "Родимы дали" / В. Еремин // Литература и жизнь. – 1961. – 22 сент. (№ 113). – С. 3.

Степанов, В. [Рецензия на кн.: Григорьев, И. Родимые дали. - Л. : Лениздат, 1960] / В. Степанов // Звезда. – 1960. – № 6. – С. 220.

Зори да версты : стихи. – М; Л. : Советский писатель, [Ленингр. отд-ние], 1962. – 169 с.

Рецензии:

Маляков, Л. Соки родной земли / Л. Маляков // Псковская правда. – 1962. – 16 мая.

Шошин, В. [Рец. на кн.: Зори да версты] // Молодая гвардия. – 1962. – № 11. – С. 290-291.

Листобой : стихи и поэмы. – М. : Молодая гвардия, 1962. – 158, с., л. портр.

Рецензии:

Александров, А. Листобой / А. Александров // Звезда. – 1963. – № 6. – С. 210-211.

Денисова, И. "Я не гость заезжий здесь" / И. Денисова // Москва. – 1963. – № 10. – С. 209-210.

Заводчиков, В. От чистого сердца / В. Заводчиков // Нева. – 1963. – № 10. – С. 196-198.

Маляков, Л. [Рецензия на кн.: Григорьев И. Листобой: стихи и поэмы. М. : Молодая гвардия, 1962] / Л. Маляков // Псковская правда. – 1963. – 18 мая.

Сердце и меч : стихи / [предисл. В. Шошина]. – М. : Воениздат, 1965. – 109 с., 1 л. портр.

Рецензии:

Клименко, Б. [Рецензия] / Клименко Б. // Псковская правда. – 1966. – 15 янв.

Морщихина, А. [Рец. на кн.: Сердце и меч] / А. Морщихина // Октябрь. – 1966. – № 1. – С. 220-221.

Лашков, И. Надежное оружие / И. Лашков // В мире книг. – 1966. – № 2. – С. 31.

Колюжный, Д. "Сердце и меч" / Д. Колюжный // За коммунизм. – 1966. – 1 мая.

Горькие яблоки: лирика. – Л. : Лениздат, 1966.

Рецензии:

Маляков, Л. Горькие яблоки / Л. Маляков // Псковская правда. – 1966. – 30 апр.

Изюмов, Е.[Рецензия на кн.: Григорьев И. Горькие яблоки] / Е. Изюмов // Молодой ленинец. – 1966. – 18 окт.

Край родной: обзор писем:[впечатления читателя из Мончегорска А. Гунина о книгах Игоря Григорьева "Горькие яблоки" и Льва Малякова "Заколодованное счастье"] // В мире книг. – 1967. – № 12. – С. 34.

Маляков, Л. [Рецензия на кн.: Григорьев, И. Н. Горькие яблоки. Лирика. - Л. : Лениздат, 1966] / Л. Маляков // Октябрь. – 1968. – № 7. – С. 220.

Забота : поэмы: [Благословенный чертов путь; Двести первая верста]. – Л. : Лениздат, 1970. – 100 с., 1 л. портр., ил.

Рецензии:

Лудяков, Н. Характер россиян / Н. Лудяков // Псковская правда. – 1970. – 4 окт.

Не разлюблю : стихотворения, поэмы / вступ. ст. В. Шошина, ил. О. И. Маслакова. – Л. : Лениздат, 1972. – 279 с., 1 л. портр.

Отзовись, Весняна : лирика и поэма / [ил. Е. А. Ельская]. – М. : Советская Россия, 1972. - 140, c., 1 л. портр.

Рецензии:

Пора зрелости. Заметки о сборнике стихов Игоря Григорьева ["Отзовись, Весняна"] // Молодой ленинец. – 1972. – 16 сент.

Гусев, А. [Рецензия на кн.: Григорьев, И. Отзовись, Весняна] / А. Гусев. // Псковская правда. – 1972. – 29 нояб.

Красуха : стихи / [предисл. В. Бокова]. – М. : Современник, 1973. – 112 с. : 1 л. портр.

Рецензии:

Боровиков, В. "Красуха" / В. Боровиков // Псковская правда. – 1974. – 8 февр.

Плотинская, Г. Сгоревшее несожженное / Г. Плотинская // Молодой ленинец. – 1974. – 2 апр.

Филиппова, С. Стучат в сердца набатом строки / С. Филиппова // Знамя труда. – 1974. – 11 июня.

Целую руки твои : лирика. – Л. : Лениздат, 1975. – 112 с., 1 л. портр.

Рецензии:

Боровиков, В. Песни сердца / В. Боровиков // Псковская правда. – 1975. – 2 дек.

Николаев, О. Признание в любви / О. Николаев // Аврора. – 1976. – № 10. – С. 75-76.

Жажда . – Л. : Художественная литература, 1977.

Рецензии:

Горкунов, В. Песней людям служить / В. Горкунов // Молодой ленинец. – 1977. – 1 дек.

Стезя : новые стихи / [вступ. ст. В. Шошина; худож. Е. М. Воробьева]. – Л. : Лениздат, 1982. – 88 с., л. портр. - Содерж.: Лирика; Начало Пскова: из поэмы "Зажги надежду" ; Жить будем: поэма.

Жить будем : стихотворения / худож. С. Салаватов. – М. : Советская Россия, 1984. – 142, с.

Рецензии:

Никандров, В. [Рецензия на кн.: Григорьев И. Жить будем] / В. Никандров // Псковская правда. – 1984. – 24 июня.

Уйти в зарю : стихотворения и поэмы. – Л. : Лениздат, 1985. – 116, с., 1 л. портр.

Рецензии:

Боровиков, В. Взволнованно о важном / В. Боровиков. // Псковская правда. – 1985. – 26 окт.

Дорогая цена : стихи. – М. : Современник, 1987. – 142 с.

Вьюга : поэмы / под ред. С. Молевой. – Л. : Художественная литература, Лен. отд-ние, 1990. – 96 с.

Рецензии:

Булычева, А. Образы России / А. Булычева // Псковская правда. – 1991. – 8 февр.

Русский урок : лирика и поэмы / [ред. С. В. Молева]. – Л. : Лениздат, 1991. – 206 c.

Рецензия:

Кого люблю : посвященные стихотворения. – СПб. : Путь, 1994. – 169, 1 с.

Крутая дорога : стихи о судьбе и Родине. – Псков: Отчина, 1994. – 95, 1 с.

Боль : избранное / [предисл. В. В. Шошина]. – С.-Пб. : Путь, 1995. – 148 с.

Рецензии:

Тиханов, А. "Мне сердце беречь не дано..." / А. Тиханов // Псковская правда. – 1995. – 4 марта.

Светлова, А. "Коль выпало статься поэтом..." / А. Светлова // Новости Пскова. – 1995. – 17 марта.

Набат : стихи о войне и Победе. – СПб. : Путь, 1995. – 115 с.

Любимая любимой остается : избранные стихи. – Псков: Курсив, 1998. – 115, с.

"Коль ты уродился поэтом..." : [стихи / сост. В. А. Шульц]. - Псков: [б. и.], 2003. – 12 с.

"И я вернусь..." : стихотворения: буклет. – Псков: Псковский государственный областной Центр народного творчества, . – 8 с. : ил.

Подготовила зав. сектором отдела краеведческой литературы Е. С. Сторокожева